Иван, вдовий сын
На море, на океане, на острове на Буяне есть бык печёный. В одном боку у быка нож точёный, а в другом - чеснок толчёный. Знай, режь, в чеснок помакивай да вволю ешь. Худо ли!
То ещё не сказка, а присказка. Сказка впереди. Как горячих пирогов поедим да пива попьём, сказку и поведём. В некотором царстве, в некотором государстве жила-была бедная молодица, пригожая вдовица с сыном. Парня звали Иваном, а по-уличному кликали - Иван, вдовий сын.
Годами Иван, вдовий сын, был совсем мал, а ростом да дородством такой уродился, что все кругом диву давались.
И был в том царстве купец - скупой-прескупой. Первую жену заморил купец голодом; на другой женился и та недолго пожила.
Ходил купец опять вдовый, невесту приглядывал. Да никто за него замуж не идёт, все его обегают. Стал купец сватать вдовицу:
- Чего тебе бобылкой жить? Поди за меня замуж. Подумала-подумала вдовица: "Худая про жениха слава катится, а идти надо. Чего станешь делать, коли жить нечем? Пойду. Каково самой горько не приведётся, а хоть сына подращу". Сыграли свадьбу.
С первых дней невзлюбил купец пасынка: и встал парень не так, и пошёл не так... Каждый кусок считает, сам думает: "Покуда вырастет да в работу сгодится, сколько на него добра изведёшь? Эдак совсем разорюсь, лёгкое ли дело!"
Мать убивается, работает за семерых: встаёт до свету, ложится за полночь, а мужу угодить не может. Что ни день, то пуще купец лютует. "Хорошо бы и вовсе,- думает,- от пасынка избавиться".
Пришло время ехать на ярмарку в иной город. Купец и говорит:
- Возьму с собой Ивашку, пусть к делу привыкает, да и за товарами доглядит. Хоть какая ни есть, а всё польза будет.
А сам в уме держит: "Может, и совсем избавлюсь от него на чужой стороне".
Жалко матери сына, а перечить не смеет.
Поплакала-поплакала, снарядила Ивана в путь-дорогу. Вышла за околицу провожать. Махнул Иван шапкой на прощанье и уехал.
Ехали, долго ли, коротко ли, близко ли, далёко ли, заехали в густой лес и остановились отдохнуть. Распрягли коней, пустили пастись, а купец стал товары проверять. Ходил около возов, считал, прикидывал и вдруг зашумел, заругался:
- Одного короба с пряниками не хватает! Не иначе как ты, Ивашка, съел!
- Я к тому возу и близко не подходил.
Пуще купец заругался:
- Съел пряники, да ещё и отпирается, чтоб тебя шут, такого-сякого, взял!
Только успел сказать, как в ту же минуту ельник, березник зашумел, затрещал, всё кругом потемнело, и показался из лесной чащи старик, страшенный-престрашенный: голова, как сенная копна, глазищи, будто чашищи, в плечах косая сажень и сам вровень с лесом.
- За то, что отдал ты мне парня, получай свой короб заёдок.
Кинул старик короб, подхватил Ивана - и сразу заухало, зашумело, свист да трескоток по лесу прошёл.
Купец от страху под телегу пал. А как всё стихло, выглянул и видит: кони на поляну сбежались и дрожмя дрожат, гривы колом стоят и короб с пряниками лежит.
Купец помаленьку пришёл в себя, выполз из-под телеги; огляделся - нигде нету пасынка. Усмехнулся:
- Вот и ладно: сбыл с рук хлебоежку, и товар весь в целости.
Стал коней запрягать.
А Иван, вдовий сын, и оглянуться не успел, как очутился один на один со страшным стариком. Старик говорит:
- Не бойся. Был ты, Иван, вдовий сын, а теперь - мой слуга на веки веков. Станешь слушаться - буду тебя поить-кормить: пей, ешь вволю, чего душа просит, а за ослушание лютой смерти предам.
- Мне бояться нечего - всё равно хуже, чем у отчима, нигде не будет. Только вот матери жалко, совсем она изведётся без меня.
Тут старик свистнул так громко, что листья с деревьев посыпались, цветы к земле пригнулись, и трава пожухла.
И вдруг, откуда ни возьмись, стал перед ним конь. Трёхсаженный хвост развевается, и сам будто гора.
Подхватил старик Ивана, вскочил в седло, и помчались они, словно вихорь.
- Стой, стой,- закричал Иван,- у меня шапка свалилась!
- Ну, где станем твою шапку искать! Пока ты проговорил, мы пятьсот вёрст проехали, а теперь до того моста - уже целая тысяча.
Через мхи, болота, через леса, через озёра конь перескакивал, только свист в ушах стоял.
Под вечер прискакали в стариково царство.
Видит Иван: на поляне высокие палаты, а вокруг палат забор обнесён из целого строевого лесу. В небо забор упирается, и ворот нигде нет.
Рванулся конь, взвился под самые облака и перескочил через тын.
Старик коня расседлал, разнуздал, насыпал пшеницы белояровой и повёл Ивана в палаты:
- Сегодня сам ужин приготовлю, а ты отдыхай, завтра за дело примешься.
С теми словами печь затопил, семигодовалого быка целиком зажарил, выкатил сорокаведёрную бочку вина:
- Садись ужинать.
Иван кусочек-другой съел, запил ключевой водой, а старик всего быка оплёл, всё вино один выпил и спать повалился.
На другой день поднялся Иван раненько, умылся беленько, частым гребешком причесался. Все горницы прибрал, печь затопил и спрашивает:
- Чего ещё делать?
- Ступай коней, коров да овец накорми, напои, потом выбери десяток баранов пожирнее и зажарь к завтраку.
Иван за дело принялся с охотой, и так у него споро работа пошла - любо-дорого поглядеть. Скоро со всем управился, стол накрыл, зовёт старика:
- Садись завтракать.
Старик парня похваливает:
- Ну, молодец! Есть у тебя сноровка, и руки, видать, золотые, только сила ребячья. Да то дело поправимое!
Достал с полки кувшин:
- Выпей три глотка.
Иван выпил и чует - сила у него утроилась.
- Вот теперь полегче будет с хозяйством управляться.
Поели, попили. Поднялся старик из-за стола:
- Пойдём, я тебе всё обзаведенье покажу. Взял связку ключей и повёл Ивана по горницам да кладовым.
- Вот в этой клети золото, а в той - серебро.
В третью кладовую зашли - там каменья самоцветные и жемчуг скатный. В четвёртой - дорогие меха: лисицы, куницы да чёрные соболя. После того вниз спустились. Тут вин, медов и разных напитков двенадцать подвалов бочками заставлено. Потом снова наверх поднялись. Отворил старик дверь. Иван через порог переступил да так и ахнул. По стенам развешаны богатырские доспехи и конская сбруя. Всё червонным золотом и дорогими каменьями изукрашено, как огонь горит, переливается на солнышке.
Глядит Иван на мечи, на копья, на сабли да сбрую и оторваться не может.
"Вот кабы,- думает,- мне те доспехи да верный конь!"
Повёл его старик к самому дальнему строению. Подал связку ключей:
- Вот тебе ключи ото всех дверей. Стереги добро. Ходи везде невозбранно и помни: за всё, про всё с тебя спрошу, тебе и в ответе быть.
Указал на железную дверь:
- Сюда без меня не ходи, а не послушаешь - на себя пеняй: не быть тебе живому.
Стал Иван служить, своё дело править. Жили-пожили, старик говорит:
- Завтра уеду на три года, ты один останешься. Живи да помни мой наказ, а уж провинишься - пощады не жди.
На другое утро, ни свет ни заря, коня оседлал, через тын перемахнул - только старика и видно было.
Остался Иван один-одинёшенек. Слова вымолвить не с кем.
Прошёл год и другой - скучно стало Ивану: "Хоть бы одно человеческое слово услышать, всё было бы полегче".
И тут вспомнил: "Что это старик не велел железную дверь открывать? Может быть, там человек в неволе томится? Дай-ка пойду взгляну, ничего старик не узнает".
Взял ключи, отпер дверь. За дверью лестница - все ступени мохом поросли. Иван спустился в подземелье. Там большой-пребольшой конь стоит, ноги цепями к полу прикованы, голова кверху задрана, поводом к матице¹ притянута. И видно: до того отощал конь - одна кожа да кости.
Пожалел его Иван. Повод отвязал, пшеницы, воды принос.
На другой день пришёл, видит - конь повеселее стал. Опять принёс пшеницы и воды. Вволю накормил, напоил коня. На третий день спустился Иван в подземелье и вдруг слышит:
- Ну, добрый молодец, пожалел ты меня, век не забуду твоего добра.
Удивился Иван, оглянулся, а конь говорит:
- Пои, корми меня ещё девять недель, из подземелья каждое утро выводи. Надо мне в тридцати росах покататься, тогда в прежнюю силу войду.
Стал Иван коня поить, кормить, каждое утро выводить на зелёную траву-мураву. Через день конь в заповедном лугу по росе катался.
Девять недель поил, кормил, холил коня. В тридцати утренних росах конь покатался и такой стал сытый да гладкий, будто налитой.
- Ну, Иванушка, теперь я чую в себе прежнюю силу. Сядь-ка на меня да держись крепче.
А конь большой-пребольшой - с великим трудом сел Иван верхом.
В ту самую минуту всё кругом стемнело - и, словно туча, старик налетел:
- Не послушался меня, вывел коня из подземелья!
Ударил Ивана плёткой.
Парень семь сажен с коня пролетел и упал без памяти.
- Вот тебе наука! Выживешь - твоё счастье, не выживешь - выкину сорокам да воронам на обед!
Потом кинулся старик за конём. Догнал, ударил плёткой наотмашь - конь на колени пал. Принялся старик коня бить:
- Душу из тебя вытрясу, волчья сыть! Бил-бил, в подземелье увёл, ноги цепями связал, голову к матице притянул.
- Всё равно не вырвешься от меня, покоришься!
Много ли, мало ли прошло времени - Иван пришёл в себя, приподнялся.
- Ну, коли выжил - твоё счастье,- старик говорит.- В первой вине прощаю. Ступай своё дело правь.
На другой день пролетел над палатами ворон, трижды прокаркал: крр, крр, крр!
Старик скорым-скоро собрался в дорогу:
- Ох, видно, беда стряслась! Не зря братец Змей Горыныч ворона с вестью послал.
На прощанье Ивану сказал:
- Долго в отлучке не буду. Коли провинишься другой раз - живому тебе не быть.
И уехал.
Остался Иван один и думает: "Меня-то старик не погубил, а вот жив ли конь? Будь что будет - пойду узнаю".
Спустился в подземелье, видит - конь там, обрадовался:
- Ой, коничек дорогой, не чаял тебя живого застать!
Скоро-наскоро повод отвязал. Конь гривой встряхнул, головой мотнул:
- Ну, Иванушка, не думал, не гадал я, что осмелишься ещё раз сюда прийти, а теперь вижу: годами хоть ты и мал, да зато удалью взял. Не побоялся старика, пришёл ко мне. И теперь уж нельзя нам с тобой здесь оставаться.
Тем временем Иван и конь выбрались из подземелья. Остановился конь на лугу и говорит:
- Возьми заступ и рой яму у меня под передними ногами.
Иван копал-копал, наклонился и смотрит в яму.
- Чего видишь?
- Вижу - золото в яме ключом кипит.
- Опускай в него руки по локоть.
Иван послушался - и стали у него руки по локоть золотые.
- Теперь зарой ту яму и копай другую - у меня под задними ногами,
Иван яму вырыл.
- Ну, чего там видишь?
- Вижу - серебро ключом кипит.
- Серебри ноги по колени. Иван посеребрил ноги по колени.
- Зарывай яму, и пусть про это чудо старик не знает.
Иван яму зарыл. Вдруг конь встрепенулся:
- Ох, Ваня, надо торопиться - чую, старик в обратный путь собирается. Поди скорее в ту кладовую, где богатырское снаряжение хранится, принеси третью слева сбрую.
Ушёл Иван и воротился с пустыми руками.
- Ты чего?
Иван молчит, с ноги на ногу переминается, и голову опустил.
Конь догадался:
- Эx, Ванюша, забыл я,- ведь ты ещё не в полной силе, а моя сбруя тяжёлая - триста пудов. Ну, не горюй, это всё поправить можно. В той кладовой направо в углу укладка, а в ней три хрустальных кувшина. Один с зелёным, другой с красным, а третий с белым питьём. Ты из каждого кувшина выпей по три глотка и больше не пей, а то я не смогу носить тебя.
Иван побежал и скоро принёс всё снаряжение.
- Ну, как? Прибавилось у тебя силы?
- Чую в себе великую силу. Конь опять встрепенулся:
- Поторапливайся, Ваня, старик, домой выезжает. Иван скоро-наскоро коня оседлал.
- Теперь ступай в палаты, подымись в летнюю горницу, найди в сундуке мыло, гребень и полотенце. Всё это нам с тобой в пути пригодится.
Иван мыло, полотенце и гребень принёс.
- Ну, как, поедем?
- Нет, Ваня, сбегай ещё в сад. Там в самом дальнем углу есть диковинная яблоня с золотыми скороспелыми яблоками. В один день та яблоня вырастает, на другой день зацветает, а на третий день яблоки поспевают. Возле яблони колодец с живой водой. Зачерпни той воды ковшик-другой - она нам понадобится. Да смотри, не мешкай: старик уж половину пути проехал.
Иван побежал в сад, налил кувшин живой воды, взглянул на яблоню, а на яблоне полным-полно золотых спелых яблок.
"Вот бы этаких яблок домой увезти. Стали бы все люди сады садить, золотые яблоки растить да радоваться. В день яблони растут, на другой день цветут, а на третий день яблоки поспевают. Будь что будет, да яблок я нарву".
Три мешка золотых яблок нарвал Иван и бегом из сада бежит, а конь копытами бьёт, ушами прядёт:
- Скорее, скорее! Выпей живой воды и мне дай испить, остальное с собой возьмём.
Иван мешки с яблоками к седлу приторочил, дал коню живой воды и сам попил.
В ту пору земля затряслась, всё кругом ходуном заходило, добрый молодец едва на ногах устоял.
- Торопись,- конь говорит.- Старик близко! Вскочил Иван в седло. Рванулся конь вперёд и перемахнул через ограду.
А старик подъехал к своему царству с другой стороны, через ограду перескочил и закричал:
- Эй, слуга, принимай коня!
Ждал-пождал - нету Ивана. Оглянулся и видит: железные ворота настежь распахнуты.
- Ох, такие-сякие, убежали! Ну да ладно, всё равно догоню!
Спрашивает коня:
- Можем ли беглецов догнать?
- Догнать-то догоним, да чую, хозяин, беду-невзгоду над твоей головой и над собой.
Рассердился старик, заругался:
- Ах ты, волчья сыть, травяной мешок, тебе ли меня бедой-невзгодой стращать?
И стал бить плетью коня по крутым бёдрам, рассекая мясо до кости:
- Не догоним беглецов - насмерть тебя забью! Взвился конь под самые облака, перемахнул через забор.
Будто вихорь, помчался старик в погоню. Долго ли, коротко ли Иван в дороге был, много ли, мало ли проехал, вдруг конь говорит:
- Погоня близко. Доставай скорее гребень. Станет старик наезжать да огненные стрелы метать - брось гребень позади нас.
В скором времени послышался шум, свист и конский топот. Всё ближе и ближе. Слышит Иван - старик кричит:
- Никому от меня не удавалось убежать, а вам и подавно не уйти!
И стал пускать огненные стрелы.
- Живьём сожгу!
Иван изловчился, кинул гребень - и в эту же минуту позади него стеной поднялся густой лес: ни пешему не пройти, ни конному не проехать, дикому зверю не прорыскнуть, птице не пролететь.
Старик туда-сюда сунулся - нигде нету проезду, зубами заскрипел:
- Всё равно догоню, только вот топор-самосек привезу!
Привёз топор-самосек, стал деревья валить, пенья-коренья корчевать, просеку расчищать.
Бился-бился, просеку прорубил, вырвался на простор.
Поскакал за Иваном.
- Часу не пройдёт, как будут в моих руках! В ту пору конь под Иваном встрепенулся.
- Достань, Ванюша, мыло,- говорит.- Как только старик станет настигать, и огненные стрелы полетят, кинь мыло позади нас.
Только успел вымолвить, как земля загудела, ветер поднялся, шум пошёл. Слышно - заругался старик:
- Увезли мой волшебный гребень, ну всё равно не уйти от меня!
И посыпались дождём огненные стрелы. Платье на Иване в семи местах загорелось. Кинул он мыло - и до облаков поднялась позади коня каменная гора.
Остановился старик перед горой.
- Ах, ах, и волшебное мыло увезли. Что теперь делать? Коли кругом объезжать, много времени понадобится. Лучше каменную гору разбить, раздробить да прямо ехать.
Поворотил коня, поехал домой, привёз кирки, мотыги. Стал каменную гору бить-дробить. Каменные обломки на сто вёрст летят, и такой грохот стоит - птицы и звери замертво падают.
День до вечера камень ломал, к ночи пробился через, гору и кинулся в погоню.
Тем временем Иван коня покормил и сам отдохнул. Едут, путь продолжают. В третий раз стал их старик настигать, стал огненные стрелы метать. Иваново платье сгорело, и сам он и конь оба обгорели.
Просит конь:
- Не мешкай, Ванюша, скорее достань полотенце и брось позади нас.
Иван полотенце кинул - и протекла за ними огненная река. Не вода в реке бежит, а огонь горит, выше леса пламя полыхает, и такой кругом жар, что сами они насилу ноги унесли, чуть заживо не сгорели.
Старик с полного хода налетел, не успел коня остановить - и всё на нём загорелось.
- И полотенце увезли! Ну, ничего, надо только на ту сторону переправиться, теперь уж нечем им будет задержать меня!
Ударил коня плетью изо всех сил, скочил конь через реку, да не мог перескочить: пламенем ослепило, жаром обожгло. Пал конь со стариком в огненную реку, и оба они сгорели.
В ту пору Иванов конь остановился:
- Ну, Иванушка, избавились мы от старика и весь народ избавили от него: сгорел он со своим конём в огненной реке.
Иван коня расседлал, разнуздал, помазал ожоги живой водой. Утихла боль, и раны зажили. Сам повалился отдыхать и уснул крепким, богатырским сном. Спит день, спит другой и третий. На четвёртое утро пробудился, встал, кругом огляделся и говорит:
- Местность знакомая - это-наше царство и есть. В ту пору конь прибежал.
- Ну, Иванушка, полно спать, прохлаждаться, пришла пора за дело приниматься. Ступай, ищи свою долю, а меня отпусти в зелёные луга. Когда понадоблюсь, выйди в чистое поле, в широкое раздолье, свистни посвистом молодецким, гаркни голосом богатырским: "Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!" - я тут и буду.
Иван коня отпустил, а сам думает: "Ну куда мне идти? Как людям на глаза показаться? Ведь вся одежда на мне обгорела".
Думал-подумал и увидал - недалеко стадо волов пасётся. Схватил одного вола за рога, приподнял и так ударил оземь, что в руках одна шкура осталась - бычью тушу, будто горох из мешка, вытряхнул.
"Надо как-нибудь наготу прикрыть".
Завернулся с ног до головы в воловью шкуру, взял золотые скороспелые яблоки и пошёл, куда глаза глядят.
Долго ли, коротко ли шёл, пришёл к городским воротам.
У ворот народ собрался. Слушают царского гонца:
- Ищет царь таких садовников, чтобы в первый день сад насадили, на другой день вырастили и чтобы на третий день в том саду яблоки созрели. Слух пал: где-то есть такие скороспелые яблони. Кто есть охотник царя потешить?
Никто царскому гонцу ответа не даёт. Все молчат. Иван думает: "Дай попытаю счастья". Подошёл к гонцу:
- Когда за дело приниматься?
Все глядят-дивятся: откуда такой взялся. Стоит, словно чудище какое, в воловью шкуру завернулся и хвост по земле волочится.
Царский гонец насмехается:
- Приходи завтра в полдень на царский двор, наймём тебя да пугалом в саду поставим - ни одна птица не пролетит, ни один зверь близко не пробежит.
- Погоди, чего раньше времени насмехаешься? Как бы после каяться не пришлось,- сказал Иван и отошёл прочь.
На другой день пришёл Иван на царский двор, а там уже много садовников собралось. Вышел царь на крыльцо и спрашивает:
- Кто из вас берётся меня утешить, наше царство прославить? Кто вырастит в три дня золотые яблоки, тому дам всё, чего он только захочет, ничего не пожалею.
Вышел один старик садовник, царю поклонился:
- Я без малого сорок годов сады ращу, а и слыхом не слыхивал этакого чуда: в три дня сад насадить, яблони вырастить и спелые яблоки собрать. Коли дашь поры-времени три года, я за дело примусь.
Другой просит сроку два года. Третий - год. Иные берутся и в полгода всё дело справить. Тут вышел вперёд Иван:
- Я в три дня сад посажу, яблони выращу и спелые золотые яблоки соберу.
И опять все на него глядят - дивятся. И царь глядит, глаз с Ивана не сводит, сам думает: "Откуда этакой взялся?" Потом говорит:
- Ну, смотри, берёшься за гуж - не говори, что не дюж. Принесёшь через три дня спелые яблоки из нового сада - проси, чего хочешь, а обманешь - пеняй на себя: велю голову отрубить.
И своему ближнему боярину приказал:
- Отведи садовнику землю под новый сад и дай ему всё, чего понадобится.
- Мне ничего не надо,- Иван говорит.- Укажите только, где сад садить.
На другой день вечером вышел Иван в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул посвистом молодецким, гаркнул голосом богатырским:
- Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Конь бежит - земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет, грива по ветру развевается. Прибежал, стал как вкопанный:
- Чего, Иванушка, надо?
- Взялся я сад насадить и в три дня яблоки собрать.
- Ну, то дело нехитрое! Бери яблоки, садись на меня да спускай в каждый след по яблоку.
Ходит конь, по целой печи комья земли копытами выворачивает, а Иван в те ямы яблоки спускает.
Все яблоки посадили. Иван коня отпустил и в каждый ступок по капле живой воды прыснул. Потом прошёл по рядам - землю распушил, рызрыхлил. И скоро стали пробиваться ростки. Зазеленел сад. К утру, к свету, выросли деревца в полчеловека, а к вечеру другого дня стали яблони совсем большие и зацвели. По всему царству пошёл яблоневый дух, такой сладкий - всем людям на радость.
Иван два дня и две ночи глаз не смыкал, рук не покладал, сад стерёг да поливал. В труде да заботе притомился, сел под дерево, задремал, потом на траву привалился и заснул.
А у царя было три дочери. Зовёт младшая царевна:
- Пойдёмте, сестрицы, поглядим на новый сад. Сегодня там яблони зацвели.
Старшая да средняя перечить не стали. Пришли в сад, а сад весь в цвету, будто кипень белый.
- Глядите, глядите, яблони цветут!
- Кто этот сад насадил да столь скоро вырастил?
- Хоть бы разок взглянуть на этого человека!
Искали-искали садовника - не нашли. Потом увидали: кто-то лежит под деревом, человек - не человек, зверь - не зверь. Старшая сестра подошла поближе. Воротилась и говорит:
- Лежит какое-то страшилище, пойдёмте прочь! А средняя сестра взглянула и говорит:
- Ой, сестрицы, и глядеть-то противно на эдакого урода! Уж не это ли чудовище сад насадило да вырастило?
- Ну, вот ещё чего выдумала! - говорит старшая царевна.
А младшая сестра, Наталья-царевна, просит:
- Не уходите далеко, и я погляжу, кто там есть.
Пошла, поглядела, обошла кругом дерева. Потом приподняла воловью шкуру и видит: спит молодец, такой пригожий - ни вздумать, ни взгадать, ни пером описать, только в сказке рассказать,- по локоть у молодца руки в золоте, по колени ноги в серебре. Глядит царевна - не наглядится, сердце у ней замирает. Сняла свой именной перстенёк и тихонько надела Ивану на мизинец.
Сестры аукаются, кричат:
- Где ты, сестрица? Пойдём домой!
Бежит Наталья-царевна, а сестры навстречу идут:
- Чего там долго была, чего в этом уроде нашла? Будто пугало воронье! И кто он такой?
А Наталья-царевна в ответ:
- За что человека обижаете, чего он вам худого сделал? Поглядите, какой он прекрасный сад вырастил, батюшку утешил и всё наше царство прославил.
В ту пору и царь пробудился. Подошёл к окну, видит - сад цветёт, обрадовался: "Вот хорошо, не обманул садовник! Есть чем перед гостями похвалиться. Приедут сегодня женихи - три царевича, три королевича чужеземных, да своих князей, бояр именитых на пир позову, пусть дочери суженых выбирают".
К вечеру гости съехались, а на другой день завели большой пир-столованье. Сидят гости на пиру, угощаются, пьют, едят, веселятся.
Спал Иван, спал и проснулся; увидал на мизинце перстень золотой, удивился: откуда на руке колечко взялось?
Снял с руки и увидал надпись - на перстне имя меньшой царевны обозначено.
"Хоть бы взглянуть, какая она есть?"
А на яблонях налились, созрели золотые яблоки, горят-переливаются, как янтарь на солнышке. Нарвал Иван самых спелых яблок полную корзину и принёс во дворец, прямо в столовую горницу. Только через порог переступил, сразу всех гостей яблоневым духом так и обдало, будто сад в горнице.
Подал царю корзину. Все гости на яблоки глядят, глаз отвести не могут. И царь сидит сам не свой, перебирает золотые яблоки и молчит. Долго ли, коротко ли так сидел, прошла оторопь, опомнился:
- Ну, спасибо, утешил меня! Этаких яблок нигде на всём белом свете не сыскать. И коли умел ты в три дня сад насадить да вырастить золотые яблоки, быть тебе самым главным садовником в моём царстве!
Покуда царь с Иваном говорил, все три царевны стали гостей вином обносить, стали себе женихов выбирать.
Старшая сестра выбрала царевича, средняя выбрала королевича, а меньшая царевна раз вкруг стола обошла - никого не выбрала, и другой раз обошла - никого не выбрала. Третий раз пошла и остановилась против Ивана. Низко доброму молодцу поклонилась.
- Коли люба я тебе, будь моим суженым! Поднесла ему чару зелена вина. Иван чару принял, на царевну взглянул - такая она красивая, век бы любовался. От радости не знает, что и сказать. А все, кто были на пиру, как услышали царевнины слова - пить, есть перестали, уставились на Ивана да на меньшую царскую дочь, глядят, молчат.
Царь из-за стола выскочил:
- Век тому не бывать!
- А помнишь ли, царское величество,- Иван говорит,- когда я на работу рядился, у нас уговор был: коли не управлюсь с делом - моя голова на плаху, а коли выращу яблоки в три дня - сулил ты мне всё, чего я захочу? Яблоки я вырастил и одной только награды прошу: отдай за меня Наталью-царевну! Царь руками замахал, ногами затопал:
- Ох, ты, невежа, безродный пёс! Как у тебя язык повернулся этакие слова сказать!
Тут царевна отцу, матери поклонилась:
- Я сама доброго молодца выбрала и ни за кого иного замуж не пойду.
Царь пуще расходился, зашумел:
- Была ты мне любимая дочь, а теперь, после твоих глупых речей, я тебя знать не знаю! Уходи со своим уродом из моего царства куда знаешь, чтобы глаза мои не видали!
Царица слезами залилась:
- Ох, отсекла нам голову! От этакого позору и в могиле не ухоронишься.
Поплакала, попричитала, а потом стала царя уговаривать:
- Царь-государь, смени гнев на милость, ведь хоть дура, да дочь, что станешь делать! Не изгоняй из царства. Отведи где-нибудь местишко. Пусть там живут. Пусть они на твои царские очи не смеют показываться, а я знать всегда буду, жива ли она!
Царь тем слезам внял, смилостивился:
- Вот пусть в старой избёнке в нашем заповедном лесу живут. А в стольный город и не показывайтесь!
Выгнал царь Наталью-царевну да Ивана, а старшую и среднюю дочь выдал замуж честь-честью. Свадьбы сыграли, и после свадебных пиров и столованья царь отписал старшим зятьям полцарства.
Царевич да королевич со своими жёнами в царских теремах поселились. Живут припеваючи, в пирах да в веселье время ведут.
А Иван лесную избёнку починил, небольшую делянку леса вырубил, пенья, коренья выкорчевал и хлеб посеял. Живут с молодой женой, от своих рук кормятся, в город не показываются.
Много ли, мало ли времени прошло - нежданно-негаданно беда стряслась: постигла царство великая невзгода. Прискакал гонец, печальную весть принёс:
- Царь-государь, иноземный король границу перешёл, и войска у него видимо-невидимо! Три города с пригородками и много сёл с присёлками пожёг, попалил, головнёй покатил; всю нашу заставу побил-завоевал.
Царь сидел на лежанке и как услышал те слова, так и обмер. Ерзает на кирпичах, а с места сойти не может. Потом очнулся:
- Подайте корону и скличьте зятьёв да ближних бояр!
Пришли зятья с боярами, поклонились. Царь корону поправил, приосанился:
- Король Гвидон с несметными войсками на нас идёт. Собирайте рать-силу, ступайте навстречу неприятелю.
Зять-царевич да зять-королевич похваляются:
- Не тревожь себя, царь-государь, мы тебя не покинем. Гвидоново войско разобьём и самого Гвидона в колодках к тебе приведём.
Собрали полки, в поход пошли.
Царь велел шестерых самолучших коней в карету запрячь и поехал вслед за войском.
- Хоть издали погляжу, каковы в ратном деле мои наследники.
Долго ли, коротко ли ехал - выехала карета на пригорок, и видно стало в подзорную трубу: неприятельские войска вдали стоят. Замерло сердце у царя: глазом не окинуть Гвидонову рать, соколу в три дня не облететь. Куда ни погляди - везде Гвидоновы полчища, черным-черно в степи.
Глядит царь в подзорную трубу и видит: ездит неприятельский богатырь, похваляется, кличет себе поединщика, над царёвыми войсками насмехается.
Никто ему ответу не подаёт. Царевич с королевичем за бояр хоронятся, а бояре прочь да подальше пятятся. За кусты да в лес попрятались, одних ратников на поле оставили.
В ту пору дошла до Ивана весть: войска в поход ушли. Выбежал он в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул посвистом молодецким, гаркнул голосом богатырским:
- Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
На тот крик бежит конь со всеми доспехами богатырскими. У коня изо рта огонь-пламя пышет, из ушей дым столбом валит, из ноздрей искры сыплются; хвост на три сажени расстилается, грива до копыт легла. Иван коня седлал. Накладывал сперва потники, на потники клал войлоки, на войлоки - седельце казацкое; шелковые подпруги крепко-накрепко затягивал, золотые пряжки застёгивал. Всё не ради красы-басы², а ради крепости: как ведь шёлк-то не рвётся, булат не гнётся, а красное золото не ржавеет.
На себя надел доспехи богатырские, вскочил в седло и ударил коня по крутым бёдрам. Его добрый конь пошёл скакать. Из-под копыт комья земли с печь летят, в следу подземные ключи кипят.
Будто сокол, налетел Иван на Гвидоново войско и увидал в чистом поле могучего богатыря иноземного. Закричал громким голосом, как в трубу заиграл. От того крику молодецкого деревья в лесу зашаталися, вершинами к земле приклонялися.
Засмеялся чужой богатырь.
- Нечего сказать, нашли поединщика! На ладонь кладу, а другой прихлопну - и останется от тебя только грязь да вода.
Ничего Иван в ответ не сказал. Выхватил свою стопудовую палицу и поскакал навстречу бахвалыцику.
Съехались они, будто две горы скатилися. Ударились палицами, и вышиб Иван супротивника из седла. Упал тот на сырую землю, да только и жив бывал.
Как увидали Гвидоновы войска, что не стало главного богатыря, кинулись бежать прочь.
А царевич с королевичем да с боярами из-за кустов выскочили, саблями замахали, повели ратников своих в погоню.
Иван коня поворотил, птицей-соколом навстречу летит. Никто его не узнал. Только когда мимо царя проскакал, заметил царь: руки по локоть у молодца золотые, а ноги по колени - серебряные. Крикнул царь:
- Чей ты, добрый молодец, будешь, из каких родов, из каких городов? Как тебя звать-величать и кто тебя на подмогу нам послал?
Ничего Иван царю не ответил, скрылся из глаз. Уехал в чистое поле, расседлал, разнуздал коня, отпустил на волю. Снял с себя доспехи богатырские.
Всё прибрал, а сам завернулся в воловью шкуру и пошёл домой. Залез на печь, спать повалился.
Прошло времени день ли, два ли, воротились царевич да королевич с войсками. Во дворце пошли пиры да веселье - победу празднуют.
Посылает Иван жену:
- Поди, Наталья-царевна, попроси у отца с матерью, чару зелена вина да свиной окорок на закуску.
Пошла во дворец Наталья-царевна незваная, непрошеная. Отцу с матерью поклонилась, с гостями поздоровалась:
- Пошлите моему Ивану, чару зелена вина да свиной окорок на закуску.
Царь ей говорит:
- Под лежачий камень и вода не течёт. Твой муж на войну не ходил, дома на печи пролежал, а теперь пировать захотел?
Царица просит:
- Ну, царь-государь, ради такого праздника смени гнев на милость.
- Ладно, ладно,- махнул царь рукой,- так и быть, пошлите Ивану, чего после гостей останется.
Наталья-царевна обиделась:
- Пусть, уж старшие зятья пьют, гуляют да угощаются. Они на войну ходили и, слышно, из-за кустов Гвидоново войско видали. А нам с мужем блюдолизничать - статочное ли дело!
Повернулась и ушла.
Не успел царь с гостями отпировать, как прискакал гонец:
- Беда, царь-государь! Гвидон с войском опять границу перешёл, и с ним - средний брат убитого богатыря. Тот богатырь требует: "Коли не приведёт царь того молодца, кто моего брата убил, всё царство разорим, не оставим никого в живых".
Царю от той вести кусок поперёк горла стал, руки-ноги дрожат.
А хмельные зятья - царевич да королевич - кричат, бахвалятся:
- Мы тебе, родитель богоданный, в беде - верная помога, на нас надейся!
Войско собрали, коней оседлали, пошли в поход. Царь от страху занемог, лежит, стонет. Встретились царские полки с неприятелем. Гвидонов богатырь с несметной силой напал, и начался кровавый бой.
Бьются ратники с чужеземными полчищами, один - с десятью, а двое - с тысячей.
Царские зятья, как увидали великана-богатыря да несметное войско, и весь у них боевой пыл пропал. За боярские спины хоронятся, а бояре - за кусты, за кусты, прочь подальше пятятся.
В ту пору выбежал Иван в чистое поле, в широкое раздолье. Свистнул посвистом молодецким, гаркнул голосом богатырским:
- Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
На тот крик-свист добрый конь бежит, под ним земля дрожит, изо рта огонь-пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, из ушей дым столбом валит.
Иван коня остановил, оседлал и сам в боевые доспехи снарядился. В седло вскочил, поскакал на побоище. Наехал на Гвидоново войско и принялся бить, как траву косить, чужеземную силу.
Скачет Гвидонов богатырь на Ивана. На коне, как гора, сидит, готов Ивана живьём сглотнуть.
Съехались, долгомерными копьями ударились - копья у них приломалися, никоторый никоторого не ранили. Сшиблись кони грудь с грудью, выхватили наездники острые мечи. Угодил Иван мечом в супротивника. Рассек его надвое, до самой седельной подушки. Повалился из седла богатырь, будто овсяный сноп.
Тут Гвидоновы войска ужаснулися, снаряжение боевое кинули и побежали с поля боя прочь. А свои ратники прибодрилися: наседают да бьют, гонят вражью силу.
Иван коня поворотил:
- Теперь и без меня управятся!
Навстречу ему едут царские старшие зятья с боярами, торопятся свои полки догнать, машут саблями, "ура" кричат. Мимо проскакали, на доброго молодца и не взглянули.
Уехал он в чистое поле, коня отпустил, снял с себя боевые доспехи. А сам в воловью шкуру завернулся и пошёл в свою избёнку. Залез на печь. Лежит, отдыхает.
Прибежала домой Наталья-царевна:
- Ох, Ваня, опять ты где-то скрывался, покуда наши войска с неприятельскими полчищами воевали!
Иван молчит. Заплакала Наталья-царевна:
- Стыдно мне добрым людям в глаза глядеть!
На другой день воротились в стольный город войска с победой. Все их в радости встречают. Царевич с королевичем царю рассказывают, как они Гвидоново войско побили.
Царь всех воевод щедро наградил. Велел выкатить бочки с вином да с пивом - ратникам угощенье. Приказал из пушек палить, в колокола звонить.
У царя в столице победу празднуют, а старший брат двух убитых богатырей - Росланей - уговорил короля Гвидона в третий раз на войну идти и сам свои полки выставил.
Гвидон собрал войско больше прежнего да Салтана, своего тестя, подбил в поход идти. Войска набралось видимо-невидимо.
Идут, песни поют, барабаны бьют. Впереди едет сарацинский наездник, за ним самый сильный, самый отважный в Гвидоновом королевстве богатырь Росланей.
Заставу на границе побили, повоевали и написали царю письмо: "Подавай нам твоего наездника, который наших двух богатырей победил, и плати дани-выкупы вперёд за сто лет, а не то, всё твоё царство разорим и тебя самого пошлём коров пасти".
Царь грамоту прочитал, с лица сменился. Позвал зятьёв, князей да бояр:
- Что станем делать? Зять-царевич говорит:
- Коли бы знамо да ведано было, кто богатырей Гвидоновых убил, лучше бы одного отдать, чем воевать.
А зять-королевич присоветовал:
- Чем ещё раз воевать, лучше дань платить. Сколько надо будет, столько с мужиков да с посадских людей³ соберём - царская казна ведь не убавится.
На том все согласились, отписали Гвидону и Салтану: "Землю нашу не зорите, станем дань платить. И обидчика найдём да к вам приведём, дайте сроку три месяца".
Гвидон с Салтаном ответили: "Даём вам сроку ровно три недели".
Царь с зятьями да с боярами торопятся. Послали гонцов по всем городам, по всем деревням:
- Собирайте казну с мужиков и с посадских людей да ищите Гвидонова обидчика.
Вспомнил царь примету:
- Глядите, у кого руки по локоть золотые, а ноги по колени серебряные, того моим именем велите в железо ковать и везите сюда.
Проведала о том Наталья-царевна и догадалась:
"Не иначе как мой муж богатырей победил. Недаром, когда бой был, его дома не было".
Легко ей стало, радостно, а как вспомнила, что велено его отыскать да в цепи заковать, запечалилась.
Прибежала домой, кинулась мужу на шею:
- Прости меня, Иванушка, бабу глупую. Напрасно я тебя обидела. Знаю теперь: ты победил обоих богатырей.- И рассказала ему про царский приказ.- Ухоронись подальше, как, бы и сюда царские слуги не наехали.
- Не плачь, не горюй, жёнушка, я царских слуг не боюсь. Сейчас перво-наперво надо Гвидона с Салтаном проучить, вразумитъ, чтобы век помнили, как в нашу землю за данью ходить.
Тут Иван с молодой женой простился и побежал в чистое поле, в широкое раздолье. Свистнул посвистом молодецким, крикнул-гаркнул голосом богатырским:
- Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Конь прибежал и говорит:
- Ох, Иванушка, чую я, будет сегодня жаркий бой: прольётся кровь и твоя и моя.
Иван на то ответил:
- Лучше смертную чашу испить, чем в бесчестье жить да лютому ворогу дань платить.
Оседлал коня, сам в боевые доспехи снарядился и поехал в стольный город, в посадские концы. Вскричал тут громким голосом:
- Подымайтесь все, кому честь дорога, постоим до последнего за жён, за детей, за престарелых родителей, не дадим свою землю Гвидону с Салтаном в поруганье!
На тот клич вставали посадские люди, поднялись мужики по всем волостям. Три дня Иван войско собирал, на четвёртый день по полкам разбивал, на пятый день повёл полки на недругов.
А из дальних городов да волостей ратники валом валят, и такая рать-сила скопилась - глазом не окинуть.
Сошлись ратники с иноземными полчищами поближе. Выехал вперёд сарацинский наездник:
- А, не хотите добром дань платить, войско послали! Всё равно войско побьём и дань возьмём!
Метнул в него Иван копьё и насквозь пронзил бахвалыцика. Повалился сарацин из седла, будто скошенный.
- Вот тебе дань, получай, басурман!
В ту пору выехал из вражьего стана самый сильный богатырь Росланей. Сидит на коне, как сенной стог. Конь под ним гора-горой. Конь по щётки в землю проваливается, из-под копыт столько земли выворачивает - озёра на том месте наливаются. Кличет богатырь себе поединщика.
Выехал навстречу Иван.
Засмеялся чужеземный богатырь-великан:
- Эко поединщик выискался! Соску бы тебе сосать, а не с богатырями силой меряться!
Закричал ему Иван:
- Погоди, проклятое чудовище, раньше времени хвалиться - не по тебе ли станут панихиду петь!
С теми словами разъехались богатыри на двенадцать вёрст, повернули коней, стали съезжаться. Не две громовые тучи скатились, не две столкнулися - два могучих, сильных богатыря на смертный бой съехались. Съехались, стопудовыми палицами ударились. Палицы в дугу согнулись, а сами никоторый никоторого не ранили.
Другой раз съехались, стали копьями долгомерными биться. И до тех пор бились, покуда копья у них не приломалися, и опять никоторый никоторого не ранил. Ha третий раз съехались, выхватили острые мечи.
Конь Ивану успел только сказать:
- Берегись! Как можешь, пригнись ниже! И сам голову пригнул.
Росланей первый мечом ударил. Со свистом Росланеев меч пролетел. Задел Ивану левую руку да коню ухо отсек.
Выпрямился Иван, размахнулся и вышиб меч из рук Росланея, не дал другой раз ударить.
Тут сшиблись кони богатырские грудь с грудью, Иван с Росланеем спешились и схватились врукопашную. Бились они с полдня до вечера. Росланей по колени Ивана в землю втоптал. Рана у Ивана болит, и чует он - сил у него всё меньше и меньше становится. Улучил добрый молодец минуту и крикнул Росланею:
- Погляди-ка, что у тебя за спиной творится!
Не удержался Росланей, оглянулся, а Иван собрал все свои силы, изловчился и так сильно ударил супротивника, что тот зашатался. Тут Иван не стал мешкать, метнул в Росланея свой булатный нож и навеки пригвоздил его к сырой земле.
Тем временем Иванов конь сбил с ног, затоптал Росланеева коня. И оба они - и Иван, и конь - выбились из сил.
А в ту пору Иваново войско кинулось на вражьи полчища, Ивану с конём и отдыхать некогда. Вскочил добрый молодец в седло и поскакал в бой. Бились с вечера до утренней зари. К утру всё поле усеяли Гвидоновыми да сарацинскими войсками. Салтан с Гви-доном ужаснулись и кинулись с остатками полков прочь бежать. Настигли их Иван со своими ратниками и взяли и плен.
- Ещё ли вздумаете к нам за данью приходить? - спрашивает Иван.
- Ох, добрый молодец, отпусти нас подобру-поздорову домой, и мы не только сами на вас войной не пойдём, а и детям нашим, внукам и правнукам закажем с вами в мире жить и вам веки-повеки дань платить.
- Ну, смотрите, нарушите слово - худо вам будет! Тогда все ваши земли разорю и корня вашего не оставлю.
После этого отпустил их Иван на все четыре стороны. Потом все свои полки собрал и повёл домой.
А между тем дошли вести до царя, что посадские люди и деревенские мужики побили Гвидоновы да Салтановы войска и самого могучего богатыря Росланея победили.
Собрал царь князей да бояр, позвал своих старших зятьёв и говорит:
- Наши ратные люди все Гвидоновы и Салтановы полки побили, повоевали, а воеводой у наших ратников тот молодец, у которого по локоть руки в золоте, по колени ноги в серебре. Он собрал мужиков да посадских людей, выступил в поход самовольно и тем мне, царю, и вам, моим ближним князьям да боярам, нанёс большое бесчестье. Чего станем с самовольником делать?
- Чтобы вперёд на такое самовольство никому соблазна не было, надо царёва ослушника казнить! - князья с боярами, закричали.
Тут поднялся с места один старый боярин, низко царю поклонился:
- Не вели, царь-надежа, казнить, вели слово молвить!
- Сказывай, боярин, сказывай,- царь говорит.
- Покуда посадские люди да мужики все вместе и покуда у них есть свой воевода, негоже наши намеренья показывать. Надо их ласково встретить да приветить. Надо выкатить из погребов всё вино, какое есть, да побольше наград раздать - нечего жалеть золотой казны. Пусть ратники пьют, гуляют, забавляются. А как перепьются да разбредутся в разные стороны, тут поодиночке полегче с ними управиться. Тогда и царского ослушника, холопьевого воеводу, легче лёгкого в железо заковать, а там, царь-государь, твори над ним свою волю.
Царю те речи по нраву пришлись, и все со старым боярином согласились.
Иван в ту пору незаметно отъехал от своих ратников подальше в чистое поле, в широкое раздолье. Коня расседлал, разнуздал.
- Спасибо, конь дорогой, послужил ты мне верой и правдой, и я век твою службу помнить буду.
Конь ему говорит:
- Ты, Ваня, пуще всего опасайся царской милости да боярской ласки. А я тебе и вперёд буду верно служить, коли исполнишь мою просьбу.
- Говори, мой верный конь, я всё для тебя сделать готов, чего бы ты ни попросил.
- Помни, Иванушка, своё обещанье.
- Говори, говори, всё исполню.
- Бери, Ваня, в руки свой острый меч и отруби мне голову,- просит конь.
- Ну что ты, что ты говоришь! Статочное ли дело верному коню голову отрубить? Чего хочешь проси, а об этом и не говори! Веки веков моя рука на такое дело не подымется!
Конь голову опустил.
- Коли так, навеки ты меня, Ваня, несчастным оставишь.
И заплакал конь горькими слезами. Стоит Иван, глядит на друга-товарища, не знает, чего делать.
А конь неотступно просит:
- Не бойся ничего, отруби мне голову и тогда увидишь, что будет.
Думал-думал Иван, схватил меч, размахнулся и отсек коню голову.
И вдруг, откуда ни возьмись, вместо коня стал перед ним добрый молодец:
- Ох, Иванушка, друг дорогой, спасибо, послушал меня, избавил от колдовства! А то век бы мне конём быть. Сам я из этого царства - Василий, крестьянский сын. Сила во мне была великая. А в ту пору обидел царский слуга моего отца с матерью. Вызвал я обидчика на поединок и победил его в кулачном бою. Царь на меня прогневался. Подкараулили царские слуги меня и сонному руки, ноги сковали, увезли в глухой, тёмный лес, оставили там диким зверям на растерзание. Мимо ехал старик, взял меня в своё царство. Не захотел я у него холопом служить, за это он конём обернул, голодом морил да мучил, покуда ты не выручил меня. Мы с тобой вместе от старика избавились, вместе за свою землю стояли, с лютыми ворогами бились, кровь пролили. И никто, кроме тебя, не мог избавить меня от его колдовства.
Глядит Иван и глазам не верит: был конь, а теперь стоит добрый молодец.
Тут Василий, крестьянский сын, Ивану поклонился:
- Будь мне названым братом!
Иван обрадовался, названого брата за руки брал, крепко к сердцу прижимал.
И пошли они к своим войскам.
А как стали полки к столице подходить, царь приказал из пушек палить, в барабаны бить и сам с боярами вышел навстречу ратникам:
- Спасибо, ребятушки, за верную службу! Век я вашей услуги не забуду, всех велю наградить. А теперь отдыхайте. Пейте, гуляйте да веселитесь, угощенья на всех хватит.
Тут Иван с Василием, крестьянским сыном, вышли вперёд:
- Теперь-то ты ласковый, на посулы не скупишься, а помнишь ли, как всю нашу землю и весь народ ты да бояре Гвидону с Салтаном согласились навек в кабалу отдать? Теперь пришло время за ту измену ответ держать!
Царь и бояре ни живы ни мёртвы стоят, руки, ноги дрожат, и с лица сменились. Названые братья им говорят:
- Уходите из нашего царства куда знаете, чтобы и духу вашего тут не было!
И все ратные люди закричали:
- Худую траву из поля вон!
Царь да бояре не стали мешкать, кинулись бежать кто куда, только их и видели.
А Иван, вдовий сын, со своим названым братом стали тем царством править. Все стариковы богатства и диковинки привезли. По всей земле сады насадили. Все посадские люди и деревенские мужики с тех пор стали лихо да беду изживать. Год от году живут лучше да богаче, а про царя да про бояр только иной раз в сказках сказывают.
______________
¹ Матица - брус, поддерживающий потолок.
² Красы-басы - щегольства.
³ Посадские люди - в древней Руси горожане, занимавшиеся торговлей и ремеслом.
